текст Ирина Чмырева

Двадцать лет назад мне казалось, я знаю, что говорить о фотографе Павле Смертине: путь от фотожурналистики к документальной фотографии, глубина интерпретаций реальности, композиции, впечатывающиеся в память.

Потом был его звонок с предложением показать новые работы. И я смотрела на абстрактные композиции, прозрачные странные наполненные шарами и эллипсами, будто мятущимися в сером сумраке. Мы показали эти работы в Китае – казалось, в них много от медитации и игры теней, которую остается только наблюдать. Зрители вежливо кивали и говорили, что это европейская фотография. Так зигзаг пути, внешне читавшийся (как движение по плоскости) движением на восток, оказался движением вглубь. Были новые документальные работы, среди которых иногда вдруг блеснет цвет, пробьется сквозь строгость черно-белой оболочки его снимков. Для прессы, как и раньше, в 1990-е, когда мы только познакомились, Павел снимает в цвете, есть у него цветные фотографии-истории, стоящие у меня перед глазами годами, как горные вершины над миллионами изображений, которые вольно и невольно видит мой глаз. Чего стоит один только человек, разговаривающий с лосями, с вороном на голове! Но как будто эти работы, созданные во время поездок с пишущим журналистом не есть его авторская работа, будто он смотрит в этот момент не только своими глазами на ситуацию: Смертин никогда не выставляет то, что снимает в цвете для прессы.

В конце девяностых, когда мы познакомились, он был тем самым Смертиным из «Коммерсанта», который мог сделать говорящую фотографию в самой безнадежной с точки зрения профессионалов ситуации, например, на конференции, где все сидят с серьезными и скучающими лицами за столом, и фотография подразумевается лишь как визуальный отчет, подтверждающий число присутствующих и их сходство с прежними газетными портретами. Но Павлу удавалось и там снять эгоцентризм и богатство, увидеть ситуацию так, будто внутри одного кадра счастливо сочетались две взаимоисключающие оптики: наблюдателя, дистанцирующегося от происходящего, как будто охватывающего все происходящее взглядом с большого расстояния, и внимательнейшего орнитолога, рассматривающего каждое перо редкой птицы, оказавшейся перед его объективом. Говорящие детали, фрагменты, на которых были построены его композиции, были невероятно ироничными, - за этой фотографией стоял думающий фотограф.

Мы были моложе, и нам, и фотографам, и тем, кто писал о фотографии, все казалось связанным с композицией. Тем более, что в центре разговоров о композиции в фотографии стояло столкновение двух величин (почти как в математике): АИЛ и ССС, - Александра Иосифовича Лапина и Сан Саныча (Александра Александровича) Слюсарева. Но, так же как каждый из мэтров оставлял свой секрет эмоциональной тактильности снимка при себе, так и фотографии Смертина, опубликованные в газетах, кричали, бранились, смеялись и критиковали не только потому, что были формально так организованы. За композицией стояла личность. Поначалу сюжет и обстоятельства съемок перекрывали вид на нее, но чем больше лет отделяет меня от того времени, и чем больше сам Павел прошел и продумал за эти годы, тем очевиднее, что его личность фотографа и есть линза, преломляющая действительность: авторская оптика создает фотографию. Ни марки камер, ни светосила снимающей оптики (они все имеют значение, но не ими создается снимок) не сравнятся по значению с тем, кто управляет камерой.

После работы в российской прессе 1990-х (которая претендовала на звание пятой власти, а потом так крепко почила на лаврах, что забыла о своем предназначении), Смертин на несколько лет стал ассоциироваться в моем восприятии исключительно с трудоемкими многолетними документальными проектами. Надеюсь, они когда-нибудь станут книгами: без них наше восприятие нашего времени будет незавершенным.

В наши дни оказалось, что пресса и иллюстрированная пресса, где фотография играет ведущую роль, не исчезла вовсе, но переместилась в Интернет, и более того, профессионализм командной работы сохранился и переживает свою эволюцию, но не столько в изданиях общественно-политической сферы, сколько в прессе просветительской и посвященной жизни общества, нацеленного на духовное развитие и взаимопомощь.

Оказывается, что сотрудничество с такими изданиями в жизни Павла проходит параллельно с его внутренним ростом: как зерно, его визуальный талант, подпитанный занятиями историей и духовной практикой, чтением книг и любовью к искусствам, растет, превращаясь в дерево, соединяющее прошлое с настоящим. Смертин создает композиции в фотографии, геометрические и острые, плавные и теплые, но в них уже помимо совершенства отношения частей (математической гармонии) вдруг работают невидимые молоточки, которые ударяют по струнам души зрителя, и они начинают вибрировать. Фотограф, знающий историю мест, где он снимает, как будто стоит на грани миров, сто-, семидесятилетней давности и нашего сегодняшнего, и ему удается передать эмоцию грусти или радости, чувства обновления и эмпатию к тому, что незримым образом присутствует в его кадре. Отсюда и рождается идея проекта «Нелинейное время», когда фотография становится той точкой флуктуации, где сходятся времена, что бы об этом ни говорили представители науки физики.

И.Ю. Чмырева, к.иск.